Я читаю. Режиссер Игорь Масленников

В Петербурге вышла новая книга Игоря Масленникова — киноповесть «Пришла пора. К 30-летию сериала «Зимняя вишня». Режиссер рассказал «Году Литературы» о своих предпочтениях в литературе, об экранизации рассказов Конан Дойла и пьес Островского, а также произведений других писателей — российских и зарубежных.

Игорь Масленников: Разговор на тему «Я читаю» для меня болезненный, острый, то, о чем я думаю постоянно благодаря своему почтенному возрасту — девятый десяток идет. По образованию я филолог, в университетском дипломе написано: «специалист по русскому языку и литературе, литературный сотрудник газеты». Поэтому очень остро воспринимаю проблемы словесности.

Читать я начал, когда кино еще было немое и черно-белое, телевидения не было. А печатной книге, между прочим, уже 600 лет. Благодаря Гутенбергу, изобретателю книгопечатания, человечество накопило гигантское количество книг. Я начинал свою жизнь как книжный человек, я все время читал. И собрал большую библиотеку. Но прочитать все, что у меня стоит на полках по всей квартире, невозможно. Зрение слабеет, мне все труднее читать. И я не умею читать быстро. У меня был друг — книгочей, с которым мы в школьные годы ходили в литературную студию Дворца пионеров, а потом учились на филфаке, он очень быстро проглатывал любую толстую книгу (схватывал сразу по полстраницы), я этому не верил, проверял его. Но так получаешь от книги только смысл, а мне этого мало. Для меня литература имеет прежде всего духовное значение, важны атмосфера, настроение, интонация.

– Какие книги ХХ столетия вы считаете великими?

Игорь Масленников: «Сто лет одиночества» Маркеса и «Мастер и Маргарита» Булгакова. Литература непростая, мистический реализм. Так писал и замечательный сербский писатель Милорад Павич, создатель так называемой нелинейной прозы третьего тысячелетия. Ирония и желание преподать нравственный урок.

Поэтому довольно равнодушен к Достоевскому, Толстому. Конечно, я их знаю, читал и ценю, но это не мое.

– А что, например, «ваше»?

Игорь Масленников: В школьные годы во время войны в эвакуации в Челябинске я прочитал полное собрание сочинений Диккенса (приложение к журналу «Нива»).

Получил вирус «англичанства», оценил его и сохранил. Для меня английская литература имела большое значение. Она, в основной своей массе, иронична. Диккенс, Джонатан Свифт, Филдинг, Ивлин Во, Даниэль Дефо, Бернард Шоу, Роальд Даль, Вудхаус… — очень близкая мне литературная среда.

Ирония, насмешка, но это не значит, что свожу все к юмористике. У американцев ироничны Майн Рид, Джек Лондон, Фенимор Купер. А какой замечательный Сэлинджер! Мне нравится в литературе присутствие «специй», придающих произведению вкус.

– Конан Дойл — ваш самый любимый автор? Ведь вы создатель цикла фильмов по его рассказам. Восемь лет занимались этим, получили кинопремию «За вклад в развитие детективного жанра».

Игорь Масленников: Для меня Конан Дойл — один из самых скучных писателей. Почему я взялся за его детективы? Два замечательных драматурга Дунский и Фрид предложили «Ленфильму» сценарий. Они оживили лишенную характера фигуру доктора Уотсона, от лица которого писатель вел повествование. Уравняли героев, сделав из них пару. Этого не было в предыдущих экранизациях, Уотсона не замечали. И только Дунский и Фрид поняли, что короля сыграть в одиночку невозможно. А уж когда мы нашли на роль Ватсона (нашего человека) Соломина!.. Виталий очень ироничный человек и внес в наше дело иронию. Я подхватил интонацию, и мы сняли… комедию! Именно поэтому фильмы так долго живут, востребованы. Ведь комедии живут долго, вспомните Гайдая.

Ливанов в роли Холмса — железное, стопроцентное попадание в типаж. Долихоцефал («длинноголовый». — Ред.), позер, говорун, франт. Католик. Такой Холмс — для меня — у автора.

– Вы же не только Конан Дойла и Островского экранизировали…

Игорь Масленников: У меня немало экранизаций. Начиная с «Завтра, третьего апреля…» (1969 год) — по мотивам рассказов Ильи Зверева. Потом «Лето в Бережках» по рассказу ленинградского писателя Сергея Воронина «Просто рабочий». «Под каменным небом» — норвежская повесть, сценаристы Юрий Нагибин и Сигбьёрн Хёлмебак. «Сентиментальный роман» — это Вера Панова. Дальше пошли Холмсы-Ватсоны, Конан Дойл. В 1982 году была «Пиковая дама», которую считаю одной из лучших своих картин, идеалом экранизации — мы познакомили зрителя с подлинным текстом Пушкина, ибо большинство знает содержание «Пиковой дамы» по опере Чайковского. Но между этими произведениями мало общего. Оперная постановка — это мистический спектакль, действие происходит в ХVIII веке. А у Пушкина — уже в начале ХIХ века, прозаическая история петербургского немчика, военного инженера по фамилии Германн, он даже имени ему не дал.

Яркий, солнечный человек. За неделю он написал в Болдине пародию на шведский роман, высмеял немцев, на треть заселяющих Петербург, каких презирал. Я учел совет пушкиниста Бориса Томашевского (Пушкин не мистик, сделал из «Пиковой дамы» пародию). Все было сделано точь-в-точь как у Пушкина, вплоть до французских эпиграфов к каждой главе. Даже Дашкевича (мы всегда работали вместе) не стали приглашать для написания музыки, а использовали музыку Бортнянского. Текст от автора читает Алла Демидова. Одиннадцать сцен, которые написаны в виде диалогов, сыграли замечательные актеры. Нашу экранизацию оценил Булат Окуджава.

Потом был «Филипп Траум» — это повесть «Таинственный незнакомец» Марка Твена. «Тьма» — рассказ Леонида Андреева. Чеховские рассказы — «Театр Чехон-ТВ» (после чего мне вручили Золотую Пушкинскую медаль «За вклад в развитие, сохранение и приумножение традиций отечественной культуры»). Сериал «Что сказал покойник» — по мотивам романа польской писательницы Иоанны Хмелевской, автора иронических детективов. А дальше — Островский, трилогия «Русские деньги», «Взятки гладки», «Банкрот». По мотивам комедий «Волки и овцы», «Доходное место», «Свои люди — сочтемся». Кстати, все эти пьесы постоянно ставят театры, но ни разу они не были сняты в кино.

Почему я взялся за эту трилогию? Если раньше стеснялись говорить о деньгах, то теперь народ только об этом и говорит — начинает разговор с этого и заканчивает.

И это повторяется в наше время.

– Что вы сейчас читаете?

Игорь Масленников: Себя, свои дневники. С девятого класса веду. Сначала писал в тетрадочках, потом пошли ежедневники. Вон они — штук 50 — рядами стоят в шкафу. Одно время писал подробно, когда-то — бегло, деловые заметки. Но, в принципе, это замечательное чтение, всем рекомендую вести дневники. На старости лет так интересно читать их! Это ваша жизнь.

Я создал в интернете сайт «Хронограф» и сейчас перекатываю туда из дневников все самое существенное. Открывается удивительная панорама жизни, выясняются поразительные вещи.

Слом эпох. Сочинительство стало ширпотребом. Не думая, пишут (стучат по клавиатуре) о том, что приходит в голову.

В рукописную эпоху главным было религиозное содержание тех манускриптов. В эпоху Гутенберга в книги пришла мораль, поучение, духовность, человеческие чувства… Нам с вами выпала судьба быть свидетелями «великого перелома». На наших глазах рушится книжная культура. Возникает монстр электроника. А с ней и политика. Расплодилась журналистика, множатся политологи. В культуру стало проникать позерство, авторское тщеславие, верхоглядство и непотребство. Я наблюдаю это не только в литературе, но и в пластике, в кино, в театрах. Выделиться, «срубить бабки», матюгнуться…

Смотрят кино на телефоне! И это искусство? И вот такая теперь литература. Редко попадается что-то настоящее. Огорчает то, что сегодня практически все выпускают книги. И я в том числе. Оказывается, писать совсем не трудно. СМИ называют Даниила Гранина «великим писателем». А на мой взгляд — хороший. Но не великий.

Литература должна интересоваться жизнью людей. Мне нравится «мелкотемье». Я снял более 40 картин — и всю жизнь занимался «мелкотемьем». Не люблю истории глобальные, эпохальные, блокбастерные, как теперь говорят в кино. Возьмите роман в стихах «Евгений Онегин». Девушка, выросшая в деревне, влюбилась в пижона из Петербурга, написала ему письмо. Но она ему неинтересна. А спустя два года «завсегдатай балов» вдруг обнаружил, что Татьяна превратилась в светскую даму, у нее муж — генерал. Мелкотемье! Но роман назван «энциклопедией русской жизни», великим, вершиной творчества Пушкина. А как Гоголь описывает русскую жизнь. Или Чехов, его юмористические рассказы, пьесы — уж совсем мелкотемье.

– За литературными премиями следите?

Игорь Масленников: Нет. У меня много еще не прочитано в своей библиотеке.

Всем советую читать Гончарова, Лескова. Я уж не говорю о Чехове. Если не пошла книжка — ничего страшного, не казните себя, что не дочитали, значит, не для вас написана, не влияет на вашу душу.

– Расскажите про свою новую книгу «Пришла пора».

Игорь Масленников: Хочу снять вместе со своими учениками новую картину под названием «Зимняя вишня — продолжение». «Семейную сагу» по кинороману Владимира Валуцкого снимал на протяжении 15 лет. Это 30 лет жизни героев и нашей страны. Валуцкий ушел из жизни, и мне пришлось взяться за перо. Я написал новый сценарий, финал фамильной саги. Что произошло с героями тех «вишен», кем стали их теперь уже взрослые дети? Затрагиваю разные темы — исламизацию Европы, Среднюю Азию. А страсти? Страсти кипят вокруг недвижимости.

В книге много стихов. Во времена моей молодости молодежь увлекалась поэзией. Поэты — Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина, Рождественский — выступали на стадионах, в институтах, и народ ломился! Многие из нас писали стихи. Я — с юности, меня привадила к этому Ирина Всеволодовна Мейерхольд, дочь великого Мейерхольда, она устраивала дома вечера, где царил дух творчества (а мы жили одной большой семьей у друга моего отца — актера Василия Меркурьева и его жены Ирины Мейерхольд, когда вернулись после эвакуации в Ленинград). И сейчас по ночам ко мне приходят новые стихи, записываю их.

Мне хочется привить молодым зрителям вкус к поэзии. Малые стихотворные формы вполне съедобны для тех, кто любит быстро все поглощать. Молодежи близок рэп. Будем снимать кино — сделаю своего молодого героя Ивана Петрова, сочиняющего стихи, рэпером.

Источник