Ленфильм
Премьеры сразу двух фильмов, снятых на «Ленфильме», проходят
сейчас на Международном кинофестивале в
Риме (8-17 ноября).
Международная кинопремьера фильма «Сталинград» 10 ноября завершилась
одобрительными аплодисментами и вызвала множество
положительных откликов в прессе. “Старомодная
история из времен Второй мировой войны благодаря мощным спецэффектам
превратилась в эпический фильм-катастрофу”, – написал The Hollywood
Reporter.
Планируя премьеру фильма «Трудно быть богом», дирекция Римского
кинофестиваля приняла решение наградить Алексея Германа специальной премией за
вклад в искусство (Lifetime Achievement Award), которая будет вручена семье
покойного режиссера – Светлане Кармалите
и Алексею Герману-мл. Впервые в истории европейских кинофестивалей этот приз
будет вручен посмертно. Сегодня, вслед за вручением награды, состоится долгожданная
мировая премьера фильма «Трудно быть богом».
Умберто ЭКО стал одним из первых зрителей завершенного фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» — и написал о нем в «Новой газете». Публикуем эссе живого классика европейской литературы в канун мировой премьеры фильма на Римском кинофестивале.
«…Именно о нас, о том, что с нами может случиться»
Трудно
быть богом, но трудно и быть зрителем — в случае этого лютого фильма Германа.
Я
всегда полагал и писал, что любой текст (литературный, театральный, киношный и
любой вообще) адресован некоему «образцовому читателю». Читатель первого уровня
хочет только узнать, что происходит и чем кончится история. Читатель второго
уровня, пройдя первый, перечитывает текст и разбирается, как текст устроен и
какие повествовательные и стилистические средства заворожили его в первом
чтении.
Обычно второе прочтение — оно именно второе. Если не считать
случаев, когда цель — холодный формальный анализ, чем занимаются филологи, а не
настоящие читатели. То есть я хочу сказать: разбирать операторскую, монтажную и
прочую работу и почему «Дилижанс» — великий фильм может тот, кто сначала
испереживался на первом уровне, волнуясь, удастся ли Седьмому кавалерийскому
полку выручить из беды дилижанс и останется ли в живых «малыш» Ринго, вышедший
на поединок.
Насчет фильма Германа скажу, что выше первого уровня подняться
очень трудно. Как только вы попадаете в это Босхово полотно, остается брести по
закоулкам, даже по таким, которых на настоящем полотне-то и не видно. Вы
бредете под гипнозом ужаса. Нужна немалая сила духа, чтобы восстановить
дистанцию, необходимую для перехода с первого уровня восприятия на второй.
Автор, бесспорно, размещает в своем тексте закладки, скажу даже
— зацепки, приглашая нас перейти на этот самый второй уровень. Я имею в виду
обильное использование длинных кадров, создающих у нас чувство, будто смотрим
из отдаления (и даже как будто бы из другого пространства, и нас-то
изображаемое не касается). Что-то вроде брехтовского приема Verfremdung,
который сформировался у Брехта под влиянием московских известий о «приеме
остранения» Шкловского.
Но как можно отстраниться от того, что рассказывает режиссер
Герман?
Данте, конечно, выпростался из адской воронки (хотя вряд ли бы у
него это получилось без Вергилия), но перед этим прошел все круги, и, в
частности, не как свидетель, а как участник, периодически захваченный
происходящим, подчас донельзя перепуганный.
В этом же примерно состоянии я проследовал по аду фильма
Германа, и меня захватывал кошмар, и вовсе не получалось отстраниться. В этом
аду, созданном из нетерпимости и изуверств, из омерзительных проявлений
жестокости, нельзя существовать отдельно, как будто не о тебе там речь, не о
тебе fabula narratur. Нет, фильм именно о нас, о том, что с нами может
случиться, или даже случается, хотя и послабее. Менее жутко в физическом
отношении.
Но я представляю себе, как это должны были воспринимать те люди,
кому фильм предназначался, — в брежневские времена, еще советские и недалеко
ушедшие от сталинских. Именно в той обстановке фильм становился аллегорией
чего-то, что от нас, конечно, ускользает. Наверное, тем зрителям еще труднее
было оторваться от восприятия, затребованного первым уровнем.
Если же все-таки удается высвобо-диться из этой завороженности
жутью, открываются аспекты, которые бессознательно мы выявили уже на втором
уровне постижения. Это разнообразные кинематографические цитаты и кое-какие
монтажные приемы, использованные в фильме.
Но необходимо действительно крепкое здоровье и умение следить за
логикой аллегории, как умели это делать средневековые читатели, знавшие, что
одно называется, а совсем другое подразумевается (aliud dicitur et aliud
demonstratur).
В общем, что ни говори. Приятного вам путешествия в ад. В
сравнении с Германом фильмы Квентина Тарантино — это Уолт Дисней.
Перевод Елены КОСТЮКОВИЧ
ВКонтакте
Telegram
Создание сайта — 