Отар Иоселиани: «Ироничный взгляд на все беды, которые с нами происходят – это выход из положения»

В Санкт-Петербурге в рамках «Ленфильм-клуба» состоялась творческая встреча с легендарным режиссером Отаром Иоселиани. Накануне мастеру в городе на Неве вручили премию «Петрополь».

Для встречи на «Ленфильм-клубе» Отар Иоселиани выбрал один из самых титулованных своих фильмов – «Охоту на бабочек». Картина 1992 года завоевала множество призов и премий, в том числе, премию имени Андрея Тарковского на Московском международном кинофестивале, премию итальянской кинокритики имени Франческо Пазинетти на фестивале в Венеции, премии министерства культуры Италии «За качество в искусстве», Берлинской академии искусств «За лучшее произведение искусства года», Европейской киноакадемии и другие награды.

Действие фильма «Охота на бабочек» происходит в небольшом городке на юге Франции, где по-провинциальному неспешно, в огромном замке, в окружении картин и антикварной мебели, живут старушки – хозяйка, ее кузина и гувернантка. Все так бы и оставалось размеренно и скучно, если бы замок не стал вызывать жгучий интерес у богатых японцев. Они страшно захотели его купить, но получив отказ, решили завладеть им иным способом. Начинается настоящая охота на пожилых дам…

Отара Иоселиани, надо сказать, в Санкт-Петербурге любят. Этой любви теперь уже более полувека, поскольку она началась еще с его грузинских картин – «Листопад», «Жил певчий дрозд», «Пастораль» и других. «Французский период» биографии автора несколько осложнил путь его фильмов на наши экраны, но не для истинных киногурманов. Так что многие «Охоту на бабочек» уже видели и на «Ленфильм-клуб» пришли еще раз погрузиться в особый мир кинематографа Иоселиани и пообщаться с Отаром Давидовичем.

Хочется думать, что режиссер также испытывает теплые чувства к Петербургу. Лауреат 20-й премии «Петрополь» (а в 2018-м эту награду также получили Юрий Темирканов за создание фестиваля «Площадь Искусств» и неоценимый вклад в развитие мировой музыкальной культуры, Алексей Герман-младший за фильм «Довлатов» и другие) был нарасхват. Пока журналисты ждали его в одном месте, он «зависал» в другом. В частности, в одном из музеев после встречи накрыли стол. «Неудобно отказываться, обидятся хозяева», ‒ сказал Отар Давидович.

Встреча на «Ленфильме» проходила уже вечером, в конце трудного и хлопотного дня. Но после показа фильма Отар Иоселиани полтора часа общался с переполненным залом, ни на секунду не присел, отвечая на вопросы – и те, что ему уже задавали десятки раз, и те, что звучали впервые.

- В конце фильма мы видим японский иероглиф. Что он означает?

- «Процветание». Одна эпоха сменяет другую. Меняются и ценности.

- Зачем взорвали главную героиню?

- Насчет «взорвали» Вы правы. Но знаете, когда все идет хорошо, надо взорвать. Это наше российское свойство – уничтожить, взорвать к чертовой бабушке. Потом мы будем сожалеть об этом. Живя в наше время, мы все испытываем общую боль и страдания, а также веселье. Ироничный взгляд на все беды, которые с нами происходят – это выход из положения.

- Почему вы свой первый короткометражный фильм решили снять по мотивам рассказа Александра Грина?

- Откуда вы это знаете? А, вы смотрели этот фильм сегодня утром? Тогда я скажу. На самом деле эта история никакого отношения к Александру Грину не имеет. Но когда вы студент I курса, надо о чем-то таком заявить. Почему бы и не Александр Грин? Но вы видели когда-нибудь героев Грина, которые орут, буянят, поют песни? У него это не написано. Но он затронул одну тему, которая очень важна для меня. Когда у супругов, мужа и жены, что-то не ладится, они оглядываются и понимают, что у них дома семьи нет. Только осознав это, они начинают путь к примирению, хотя до этого были страшные, жуткие скандалы… Когда я снял эту маленькую картину, «Апрель», мне было 22 года. Наверное, потом я мог бы что-то в ней изменить, но я снял ее навсегда и больше ничего не менял.

- Почему в ваших фильмах так мало крупных планов?

- Я не пользуюсь крупными планами, потому что они демонстрируют именно человека, а не персонаж фильма. Он должен быть далеко, как в пьесе, когда мы видим актера театра далеко. Если я сниму крупный план великого актера, масштаба, например, Качалова, все его узнают и будут следить за его игрой. История фильма уйдет на второй план. Но мне это совершенно не нужно. Я хочу создавать на экране персонаж, а не человека.

- Есть ли люди, которые помогли раскрыть ваш режиссерский талант?

- У меня был товарищ Гриша Чухрай. Тогда в СССР съемки длились примерно полгода. А Гриша приехал из Америки и говорит мне: «Сними фильм за два месяца. А для этого научись делать раскадровки». Приносит мне схемы этих раскадровок на большом листе. После этого я стал рисовать все мизансцены, перемещение камер и все остальное. За два месяца снял картину. Это был фильм «Листопад». А представители главного управления по кинематографии приехали его принимать через три месяца. Гриша предложил сначала показать комиссии куски, которые не вызовут у нее никакого раздражения, а затем, наоборот, те фрагменты, которые наверняка вызовут. Эти «раздражающие» сцены я снял специально. По совету Гриши, я должен был согласиться с замечаниями и изъять эти «специальные» сцены, сохранив, таким образом, главное в фильме, который к этому времени был готов. Чухрай написал положительную рецензию, а поскольку он уже был лауреатом Ленинской премии, это возымело действие. К тому времени у меня уже был запрещенный фильм «Апрель». Герасимов не хотел мне давать диплом. После положительного отзыва Чухрая тогдашний председатель комиссии Лев Кулиджанов сказал, что теперь все в порядке. Так вышло, что благодаря Григорию Чухраю я получил диплом. Без него мне бы диплом не дали.

- Вы много лет работали во Франции, потом вернулись. Скажите, стали ли вы французом? И режиссером какой страны вы себя ощущаете?

- У начальников от кинематографии был зубовный скрежет, когда я вернулся. Наверное, на моем месте они бы все остались во Франции. Но на самом деле я никогда никуда не эмигрировал. Имейте в виду, что все-таки, имея за спиной такую страну, как Грузия, никуда уезжать не хочется.

Французом я не могу стать. Но это не значит, что я не имею права их поучать. Вы даже не представляете, какой древности культура народа, из которого я произошел. Был такой случай. Однажды я присутствовал на банкете на Венецианском фестивале. Надо сказать, очень скучном. А рядом со мной сидела дама, жена премьер-министра Франции. Я предложил тост за дам, чтобы как-то разбавить эту чопорную атмосферу. Все выпили, а мне эта мадам и говорит: «А вы знаете, молодой человек, тосты у нас произносят в конце обеда». На что я ей ответил: «Знаете, не надо меня поучать. Тогда, когда ваши предки еще по деревьям ползали, мои уже четыре раза Библию переделали». Что вы думаете? Она от меня больше не отставала. После банкета взяла под руку, извинялась, говорила, что если бы знала, кто я и откуда, никогда бы не сделала замечание. На что я ей сказал: «Не имейте никогда наглости противоречить человеку, даже если он совершил глупость. Тем более, если это мужчина».

- Вы даете свободу актерам на съемочной площадке?

- Если актер – мой друг, то мне нет смысла им управлять. Я знаю, на что он способен. Главное, не заставить человека делать то, к чему он не привык. Александр Пятигорский – товарищ и друг, это для вас он философ. Мы оба прекрасно знаем, что такое вранье и что такое философия, поэтому мы были друзьями. Я решил, что он у меня будет работать как актер, и Пятигорский снялся у меня в «Охоте на бабочек» в роли махараджи и в фильме «Шантрапа».

- Как вы считаете, вы снимаете настоящее грузинское кино?

- Думаете, что юмор и грусть – это и есть грузинское кино? Я никогда не снимал грузинское кино. Я снимал свое кино. Я из очень старой семьи. Я знаю, что такое моя страна. Я знаю, какое быдло навалилось на эту несчастную страну. То, что снимали другие режиссеры, пусть остается на их совести. Сейчас можно снимать все что угодно, а я это снимал, когда этого нельзя было делать.

- Вы когда-нибудь что-нибудь разрушали ради создания фильма?

- Я бы никогда не позволил себе ради фильма рубить деревья. Когда это нужно было для кадра, ехал туда, где их действительно рубят. Не для кино, а для своих производственных целей. Хотя однажды со мной произошел один случай, послуживший уроком. Для фильма «Апрель» я спилил одно дерево. Оно оказалось гнилым внутри, но крестьянин, который жил напротив, вышел и сказал: «Что вы натворили! Я каждое утро смотрел на это дерево, а вы его срубили». Эту оплошность я себе никогда не простил.

- Почему вы сняли свой фильм «И стал свет» в Африке?

- Этот фильм – притча. Если бы я то же самое снял в Швейцарии, ничего бы не получилось. В фильме речь идет о том, как погибла целая культура. В Швейцарии культура уже давным-давно погибла. А чтобы наглядно снять, как произошла эта трагедия, надо было уехать в такое место, где возможно было снять притчу. Кстати, Африкой поначалу я был страшно разочарован. Они там были настолько заражены этой безобразной одержимостью вести образ жизни «белого человека», что стали мерзавцами, спекулянтами, разрушающими всю свою веками сложившуюся культуру. Я уже было решил, что здесь уже снимать не смогу. Однако попал в одну деревню и попросил воды. Я удивился вежливости, деликатности, абсолютному уважению к взрослым и строгости взрослых к молодым. Это напомнило мне Имеретию (регион в Грузии). И тут я понял, что здесь можно что-то снимать. Попросил собрать всех, чтобы я рассказал, что хочу делать в их деревне. Вождь собрал людей. Я сказал, что вокруг беда, беда со всех сторон. Мой народ тоже живет в беде, он одичал. Я им рассказал, кто такие грузины, что у них происходит. Они перестали говорить по-русски, они говорят по-английски. Плохо. Перестали говорить по-русски – это какая-то болезненная реакция на то, что было раньше. Раньше было безобразие. Теперь говорить по-английски ‒ тоже безобразие. Эти идиоты говорят по-английски на бизнес-языке, что я могу с ними сделать? Поэтому я предложил снять фильм на никаком языке, языке, который никто не понимает. Когда я привез фильм в Грузию, его смотрели три раза. На третий раз, кажется, поняли одну вещь: нас не будет, а картина останется. В этом трагичность кинематографа.

- У вас очень живописные фильмы. А кто из художников вас вдохновляет?

- Врубель. Но главный художник для меня – Джотто.

- Какой бы фильм вы хотели еще снять?

- Я терпеть не могу снимать кино.

Источник